«Короткое слово «или» по-разному трактуется в словарях: как союз разъединительный, вопросительный, пояснительный. Авторы кинокомедии вставили «или» в название. Оно получилось длинным: «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Для удобства, казалось бы, можно и сократить. Наполовину. На любую половину. Например, «Посторонним вход воспрещен». А то и еще короче: «Добро пожаловать». Короче и вежливее. Но фильм называется именно так, длинно. И трудно сказать, в каком своем значении выступает здесь этот многоликий союз. Пожалуй, редкий в грамматике случай — одновременно во всех!
Название фильма — не просто удачно найденная, остроумная шутка. Тогда бы о нем и не стоило говорить. «Или» органически вошло в саму ткань произведения. Оно служит как бы контрапунктом, в котором сходятся действия и понятия несовместимые, взаимоисключающие. И «контрапункт» даст им новое, неожиданное освещение.
Так задуман и так написан остроумный, талантливый сценарий С. Лунгина и И. Нусинова. Молодой режиссер, дипломант ВГИКа Элем Климов сумел интересно прочитать сценарий. Энергия его фантазии направлена не на то, чтобы переработать сценарий до неузнаваемости, а на то, чтобы вскрыть заложенные в сценарии возможности, найти наиболее точные детали и сравнения, выражающие авторские мысли.
При этом режиссер вполне самостоятелен и инициативен. Как бы точно ни был написан тот или другой эпизод, в каждом его кадре неизменно присутствует «мазок» режиссера, ищущего и умеющего остро видеть и сопоставлять.
Дипломная работа Э. Климова — комедия. Смешная комедия. Согласимся, такой она была в сценарии. Но если мы вычеркнем из кадра чисто режиссерскую деталь — вроде гипсовой скульптуры «Ученье — свет» и руки, поглаживающей, подчищающей скульптуру, — как тут же фильм потеряет в точности прицела, в жизненности юмора. Даже если б это было снято абсолютно но сценарию.
Бывает, мы благожелательны к первой картине режиссера, но хвалим ее с некоторой оговоркой: «Первая работа все-таки!» О картине Климова можно говорить без скидок. В каждой сцене есть своя, режиссерская драматургия. Режиссер постоянно ищет «второе дно» эпизода, сцены, диалога, ищет и, как правило, находит выразительную мизансцену, деталь, штрих.
Режиссер не просто усвоил из лекций, прослушанных во ВГИКе, что кино — это синтез искусств. Решать каждую сцену «синтетически» для него — внутренняя потребность, необходимость.
Оператор, режиссер, художник и «Добро пожаловать» неразделимы. Вот Дынин на своей трибуне-постаменте произносит гневную речь, разоблачая злостного нарушителя Иночкина. Аппарат отъезжает, и мы видим графически прочерченные — буквой «П» — шеренги ребят. Общий план — и буква «П» как бы замкнулась. Ее венчает дынинская трибуна. Становится тесно, кажется, что мир ограничивается мирком дынинских обвинений. Но вот аппарат выделил Иночкина, он — мы сразу этого не заметили — стоит на два шага впереди своего отряда, очевидно, чтоб сразу было понятно, кого прорабатывают.
Вдруг в речь Дынина вплетается какой-то далекий, неясный гул. Иночкин поднимает голову. Высоко в небе — самолет. Белый след от самолета — изогнутая причудливая линия. Графическая четкость сломлена — в кадр вошел воздух большого мира. Единство экспликации художника и режиссерского монтажа, «наложенное» на речь Дынина, сделало сцену многоплановой.
Или другой кадр. Дети, купающиеся в реке. Берег круто уходит вверх. И там, на горизонте, где земля сливается с небом, почти как сияние, — Дынин. Он возвышается над всем и над всеми, но кадр чуть-чуть перекошен: Дынин стоит вопреки физическому закону, неосновательно, того и гляди упадет.
Эта легкость, эта свобода иронии явственно ощутимы в работе режиссера с детьми. Дети в фильме играют не просто детское обаяние, но создают характеры.
Остроумна сцена, когда мальчишки ради спасения товарища голышом прыгают в крапиву. Прыгают по-разному: одни, как «с моста в воду»,— решительно и сразу; другой входит медленно, осторожно; третий, как в холодную речку, — прежде чем войти, он срывает ветку, сначала похлестывает себя легонечко, словно разбрызгивает воду, вздрагивая от каждого прикосновения крапивы.
Сцена эта не просто смешна, она вызывает и более далекие ассоциации: эти мальчишки так же по-разному будут встречать и те испытания, которые приготовит им жизнь.
Смотреть художественный фильм “Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен” (СССР, 1964 г.). Режиссёр Элем Климов
Фильму предпосланы слова: «Этот фильм для больших, которые были маленькими, и для маленьких, которые обязательно будут большими». Многообещающий эпиграф. Но надо сказать — авторы выполнили обещание. Нельзя назвать фильм детским только лишь потому, что его герои — дети. Это фильм о людях, хороших и плохих, независимо от их возраста. Интересно, что сценаристы и режиссер отбросили традиционно умилительное отношение к «деткам» вообще, как к созданиям милым и трогательным даже в своих проступках, и всерьез заговорили о том, что бюрократы и подхалимы, герои и творцы вырастают из сегодняшних «деток».
С. Лунгин, И. Нусинов и Э. Климов отказались от привычных шаблонов: неумейка, который должен одолеть свою неумелость; всезнайка, который, оказывается, не все и знает; мечтатель-изобретатель и т.д. Как часто носители знаков — «всезнайка», «неумейка» — мало чем похожи на живых людей. В фильме мы встречаемся с человеческими характерами: Иночкин, которому тесно в загородке для плавания — «если бы я был женщиной, я был бы уже чемпионом»; мальчишка, который, чтобы спасти Иночкина, первым прыгает в крапиву, а затем рисует на него карикатуру но приказу директора лагеря; парень, вечно пристающий к друзьям-«заговорщикам», всегда некстати и всегда на одной интонации: «А чё вы здесь делаете?»…
Взрослые… У них тоже свои судьбы и характеры. И свое прошлое. И эти взрослые, как утверждают авторы, тоже когда-то были Маленькими. А какими они были? Такими же, как те, которые маленькие сейчас! «Большое начальство» Митрофанов, наверно, так же любил речку и свободу, как «злостный нарушитель» дисциплины пионер Иночкин. Директор лагеря Дынин, по-видимому, как и обладатель маленьких — в сандалиях тридцатого размера—ножек, которые появляются время от времени так же таинственно, как и исчезают, в свое время носил подслушанные секреты в директорский кабинет. И так же получал за это поцелуи. Или конфетку.
Став взрослым, он теперь сам покупает ребячьи тайны за конфетку и поцелуи. И откупается от серьезного, искреннего разговора с пионервожатой трижды повторенным, спокойным, неуязвимым приглашением: «Компоту хочешь?» Дынин не одергивает вожатую, не бросает «сам разберусь» или «время неприёмное» — он просто угощает: «Компоту хочешь?» Закалка! Как и у того мальчишки, который все спрашивает: «А чё вы здесь делаете?» — и не обижается, когда его гонят прочь. Тоже «закаляется»! Может, и ему, как Дынину, это пригодится в жизни! А может, и он, как Дынин, однажды почувствует себя обкраденным?
Пожалуй, главная удача фильма заключается в том, что он не делит человечество на взрослых и детей. Конечно, в том, что детей не миновали некоторые пороки старших, виноваты сами взрослые, в первую очередь Дынин.
Актер Евгений Евстигнеев с поразительной точностью лепит характер своего героя — человека душевно бедного, которому, кроме прописных истин, кроме азбучных наставлений — «дисциплину нарушать нельзя», «сегодня в подкидного, а завтра в азартные игры играть будете», — сказать детям нечего.
В Дынине Е. Евстигнеева поразительно сочетание духовной нищеты с сознанием собственной значительности. Дынин ревностно исполняет обязанности, но для него это только обязанности, а дети — всего лишь потенциальные нарушители дисциплины. Пустота Дынина настолько очевидна для окружающих — и для ребят прежде всего, — насколько скрыта от него самого. С какой «одухотворенностью» слушает он «Сентиментальный вальс» Чайковского, и как великолепна эта деталь с арбузными семечками, которые в такт музыке выплевывает Дынин. Е. Евстигнеев не чуждается гротеска, сохраняя вполне реалистическую подлинность характера.
Смотрите также по теме:
Нет, это вовсе не безобидный фильм. Авторы его без всякой жалости — даже немного по-детски — расправляются со своим Дыниным. Дынин посрамлен на глазах у детей и взрослых и с позором изгнан. И тем не менее создатели картины не склонны морализировать по этому поводу. В сущности, это же очень естественно, что хорошее оказалось сильнее плохого.
В одном из эпизодов фильма молоденькая вожатая, передавая Дынину очередную инструкцию — руководство к действию, замечает не без ехидства: — Инструкция-то старая! — Старая, — спокойно отвечает тот, — но никем не отмененная.
Ошибается товарищ Дынин! Инструкции его давно отменены — отменены самой нашей жизнью. А тот, кто еще не видит, не чувствует этого, пусть посмотрит новый фильм»
